В Комитете солдатских матерей привели примеры неуставных отношений в армии
За последнее время огласке было предано сразу несколько инцидентов с неуставными отношениями в армии – офицер стрелял в срочника в Самаре, сослуживцы избили солдата в городе Бикин Хабаровского края, двое призывников погибли в Свердловской области. «Газета.Ru» поговорила с юристом Комитета солдатских матерей России, бывшим офицером военной юстиции Александром Латыниным о том, насколько типичны эти случаи и с чем сегодня в основном работает комитет.
– «Газета.Ru»: Александр, чем вы занимались до работы в Комитете солдатских матерей России?
– Я военный. В 2005 году окончил прокурорско-следственный факультет Военного университета Министерства обороны Российской Федерации. Проучившись пять лет, я начал службу с Дальнего Востока. Затем были Ярославль, Ингушетия, Воронеж, Москва.
Например, в Ингушетии я служил с 2010 по 2013 год. Расследовал военные преступления, совершенные как военнослужащими, так и против военнослужащих. Все эти три года шли боевые действия. Было интересно, а еще – страшно. Но к этому привыкаешь.
– Как попали в КСМР?
– Я ушел из органов военной юстиции после 19 лет службы. В тот момент со мной связался мой бывший руководитель военно-следственного отдела по Ярославскому гарнизону и предложил работу в комитете. Он тоже ушел из органов и занимался самостоятельной юридической деятельностью. Так в 2019 году я попал в КСМР и по сегодняшний день работаю тут.
– С какими проблемами обращаются солдаты?
– Жалуются по поводу ненадлежащего довольствия военнослужащих. Например, плохое питание, холодные казармы в зимний период, а в летний – нет воды в душевых. Из-за этого ребята не всегда могут помыться. Также не во всех воинских частях есть питьевая вода, только техническая.
А еще обращаются те, кто по медицинским показателям не должен был проходить службу.
– Как солдаты попадают в армию, если по медицинским показателям они не могут служить?
– Потому что военным комиссариатам безразлично качество призыва. Сначала врачи отмазывают многих от армии за деньги, а потом им надо доделывать план. Поэтому берут всех. Даже с серьезными диагнозами. Вариантов много: плоскостопие, больная спина, гипертония, астма, проблемы с психикой. Военным комиссариатам совсем не интересно, как будет служить призывник в армии, вернется ли оттуда с хроническими заболеваниями или инвалидом.
– С какими последствиями в армии столкнется такой солдат?
– В армии не служат больные, ты либо здоров, либо косишь! Если ты пошел служить и у тебя были заболевания, значит ты скрыл их для того, чтобы пойти отслужить и получить военный билет. Так часто полагает руководство военных частей.
Также есть отдельная категория военнослужащих, которые еще до призыва в армию имели проблемы с социальной адаптацией, а именно: были замкнуты по своему темпераменту, тихие, застенчивые, не состояли в каких-то компаниях, сидели дома, читали книги или играли в видеоигры.
Данная категория должна выявляться еще в военных комиссариатах, но их, естественно, призывают наравне со всеми. В армии сослуживцы насмехаются над подобными ребятами, нередко они подвергаются насмешкам и со стороны командования. Человек с такими показателями чаще всего окончательно замыкается из-за подобного отношения к себе.
Одним словом, в современной армии расстройство адаптации — очень важная проблема.
– Приведите примеры из вашей практики…
— Этот случай произошел в 2020 году в части Росгвардии на юге Москвы. Ко мне обратилась мать срочника, который страдал от плоскостопия, у него была степень, позволяющая проходить военную службу, однако ребенку было очень сложно стоять по нескольку часов в наряде, затекали ноги – было больно.
Я связался с командованием и попросил не ставить парня в наряд. Меня проигнорировали. А через некоторое время солдат покончил с собой во время очередного наряда. За это никто не ответил.
Еще ко мне обращалась женщина. У ее сына стоял диагноз – шизотипическое расстройство личности. Проще – вялотекущая шизофрения. Во время призыва мама пошла в военный комиссариат вместе с сыном. Ей сказали, что в призывной комиссии отличный психиатр, и выперли ее с территории военного комиссариата. В этот же день этого парня отправили в один из призывных пунктов, а в последующем распределили в воинскую часть Подмосковья – поселок Калининец Наро-Фоминского района Москвы, в в/ч №58198.
Эта женщина вовремя ко мне обратилась. Мы вместе приехали в часть. Пошли к замполиту и тут же выяснили, что военнослужащий только что накинулся с кулаками на офицера.
Когда мы показали замполиту кипу заключений врачей-психиатров, он был в шоке. Никто из военнослужащих об этом не знал. Этот солдат прослужил в Вооруженных силах полтора месяца, и его комиссовали. Отдельно благодарен командованию указанной воинской части, которое активно оказывало содействие в комиссации больного военнослужащего.
– В этом году приговорили к 24,5 года колонии строгого режима солдата-срочника Рамиля Шамсутдинова. Он расстрелял в воинской части восьмерых человек. У него было расстройство адаптации?
– Шамсутдинов – убийца. Это человек, который добивал контрольными выстрелами. Здесь надо говорить о злобе, гневе. Тут все еще глубже. Что у него была за семья? В каких условиях жил? Он был маленький зверек. Но его таким воспитало общество.
– Почему военные комиссариаты не несут ответственности, если они допустили убийц или самоубийц к воинской службе?
– Потому что они по факту вообще ни за что не отвечают! Вот такое у нас законодательство. По факту незаконного призыва больных граждан у нас уголовные дела не возбуждают. Вы видели тесты, которые проходят военнослужащие на профпригодность? Эти тесты ничего не могут определить, надо быть полным дураком, чтобы не ответить на них так, как выгодно самому тестируемому. Но самое главное — большинство тестов вообще заполняют сами психологи или уже военные.
Я часто приезжаю к солдату, который страдает дезадаптацией, и выясняется, что он вообще не тестировался.
– Почему солдаты сами не могут позаботиться о том, чтобы об их диагнозах узнало командование? Почему молчат?
– Если в составе военно-врачебной комиссии взрослые люди, которым плевать, то как тут можно говорить про 18-летних призывников? Конечно, вина и в нас самих. Мы безграмотные, не знаем своих прав и свобод. Хотя хотим заявлять о них.
Недавно я был в суде с одним призывником. У него миопия глаз. Он прошел осмотр в больнице по направлению от военного комиссариата, принес заявление и отдал врачу-окулисту в руки. В суде оказалось, что в личном деле заключения врача не было. Врач военно-врачебной комиссии просто не положил его в личное дело призывника. В последующем, если бы данного парня призвали, командование воинской части заявило бы о том, что солдат при призыве скрыл свое заболевание, а доказать, что тот действительно передавал кому-то документы о заболевании, уже было бы невозможно.
Еще на днях ко мне обращалась одна мать. Ее сын совершил попытку суицида и лежит в госпитале. Я спросил, применялись ли неуставные отношения к парню. Оказалось, его доводил сослуживец. Не бил, но давил психологически.
Я объясняю ей – нужно заявлять в военную прокуратуру. А мне говорят: «мы позже заявим, ребенок просил никуда не писать». Ее сын чуть не умер, а мама боится предать факт огласке. Мы должны понимать, что с беспределом надо бороться самим. Армия – это ячейка общества.
– Есть ли статистика по суицидам и убийствам? В КСМР такая ведется?
– Нет. Во-первых, мы не знаем все случаи, СМИ об этом не пишут. Например, никто не освещал, что несколько месяцев назад солдат-срочник умер по неизвестным причинам в воинской части №54630 Красноярского края. Как утверждают служащие части, срочник просто потерял сознание и умер. Прошло несколько месяцев, а причины официально так и не названы.
Во-вторых, смерть в армии не всегда про суицид или про убийство. Часто бывают смерти по неосторожности. Один из ярких примеров: ребята были на учениях, водителю-механику не закрепили башню, и в движении его придавило этой же самой повернутой башней. Много нелепых смертей.
– В сентябре этого года погибли два солдата в части в Свердловской области с разницей в один день. Первый – Иван Катлинских, он погиб от удара электрическим током, пытаясь забраться на опору линии электропередачи. При себе у военнослужащего было личное оружие. Второй – повар, 19-летний Михаил, примерно в пять утра зашел за палатку и совершил суицид. В часть направили проверку из Москвы. Вы занимались этим делом. Что там произошло?
– С помощью нашей организации были возбуждены уголовные дела в отношении ряда должностных лиц. Недавно в этой части опять произошел беспредел. Жизнь не учит никого. Ребята демобилизовались, но командованию было плевать. В итоге парни опоздали на самолет. Если мамы захотят, напишем коллективный иск. Все начинается с таких мелочей. Маленькие тревожные звонки приводят к катастрофе. Если нормальная часть, там не может случиться самоубийства.
– Доказать самоубийство вообще реально?
– Расследовать уголовное дело по факту самоубийства сложно. Должны быть физические побои, а то, что можно подавить морально, у нас не рассматривается. В части, где скончались два человека, была дана команда «фас». Но и при этом правоохранительным органам не удалось докопаться до сути.
– Часто ли поступают сообщения о сексуальном насилии в армии?
– Это тяжелая тема для нашего общества. От военных нам не поступало таких заявок. Но я понимаю, с чем это связано. У нас не каждая женщина готова заявить, что ее изнасиловали. А мужчина, еще и военный – тем более. Но это не значит, что такого нет. Мы просто об этом не знаем.
С таким делом я столкнулся один раз в военно-следственной карьере. Я расследовал уголовное дело в отношении уже уволенного военнослужащего. Он насиловал на протяжении всей службы одного из своих подчиненных. Это длилось практически год. А когда потерпевший уволился, то написал предсмертную записку: «я больше не могу жить с этим позором» и покончил с собой. Это был 2008 год.
– В Министерстве обороны утверждают, что сейчас в армии нет почвы для «дедовщины». Вы не согласны с этим?
– «Дедовщина» – это применение неуставных отношений более старшего военнослужащего к более младшему. А поскольку солдаты больше не служат два года, то термин «дедовщина» перестал существовать. Но прослужившие год военнослужащие тоже способны издеваться над новобранцами.
Хотя, в основном, в современных реалиях «дедов» заменили контрактники. Такой военный получает около 25 тысяч рублей, и это в московском регионе. Такие будут заниматься вымогательствами, выносить имущества из воинских частей и могут дойти до серьезного военного преступления.
– В Госдуме заявили, что призывники составляют только 30% военнослужащих. А 70% – контрактники...
– Я каждый день вижу коэффициент, который присутствует в воинских частях. Может быть, в тех регионах, в которых я не был, части засыпаны контрактниками? Только если так. Я бы поменял местами цифры – 30% контрактники, а 70% по призыву. Единственное, если в 70% мы запахнем всех офицеров, все командование округов, тогда такая цифра возможна.
– В этом году было опубликовано видео, где дагестанские солдаты избили сослуживца в армейской казарме. С жертвы требовали 20 тысяч рублей и телефон. Насколько остро в армии стоит тема национального вопроса?
– Это одна из самых масштабных проблем. Приморский край, село Сергеевка; Воронежская область, город Богучар; Ленинградская область, поселок Каменка – стонут. Стонет Дальний Восток. Из южных национальных республик гонят солдат туда на службу. Это ротация идет на случай военной мобилизации. Они должны переболеть теми заболеваниями, которые есть на восточной территории России. Только из-за этого.
Вдали от дома представители малых народов избивают солдат, а офицеры не могут их контролировать. На них легче плюнуть, чем заставить что-то делать. Сейчас их стараются раскидать по всем подразделениям, чтобы не собирались группами. По одному, как правило, они не буянят.
– Как решить этот вопрос, не взращивая в обществе национализм?
– Нужно понять, что не национальность определяет человека! Прослужив на Кавказе, я откинул все свои предубеждения по поводу национального вопроса. И русские в Америке сбиваются в кучки, диктуют свои условия. Есть русские кварталы, куда боятся заходить коренные жители. Чем их меньше, тем агрессивные. Один за всех, и все за одного.
Я недавно смотрел в интернете ролик 90-х годов. На нем солдаты говорят: «у нас не дедовщина, у нас землячество». Это были тувинцы. Этот ролик отобразил проблему, которая была раньше и которая есть сейчас. Землячество – это страшно. Именно оно сопровождается национализмом, признанием только одной расы – самих себя. И это глобальная проблема. Одна из основных тем землячества – вымогательство денег у военных местным населением.
– Что можно сказать о таких конфликтах?
– В некоторых частях местные жители даже имеют свободный проход. К примеру, лазейки в заборе. Когда я служил в Ингушетии, поступала информация из Осетии, что ночью к военнослужащим приходили в казармы местные. Того, кто не отдавал деньги, избивали.
– Они приходят и начинают диктовать свои законы военным? Как это возможно?
Я был свидетелем того, как некоторых лейтенантов ставили местные жители на «счетчики». В городе Богучар в в/ч №54046 были громкие разбирательства по этой теме. Там орудовала целая ОПГ.
Было возбуждено несколько уголовных дел. Военнослужащие, контрактники и даже некоторые офицеры каждый месяц выходили за территорию воинской части в день зарплаты. Подъезжал автомобиль, и они отдавали десятину с денежного довольствия. А если не отдадут – будут бить. Некоторые военные боятся местных. Когда мы говорим про «дедовщину», то упускаем вот такие моменты.
